Министерский комитет ОПЕК+ соберется 15 июля — это ближайший дедлайн, когда определится судьба нефтяного рынка на следующие месяцы. О том, кому выгодно сохранить ограничения на добычу нефти, рассуждает генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности Константин Симонов

Паника марта-апреля на нефтяном рынке вроде бы осталась в прошлом, однако в реальности ситуация по-прежнему очень хрупкая и противоречивая. С одной стороны, уже полтора месяца цены на российскую нефть Urals находятся на уровне «$40 с небольшим», иногда даже заходя за линию цены отсечения ($42,4). И хотя в условиях падения экономики и пандемии коронавируса этот уровень уже не означает точки безубыточности российского бюджета, на фоне мартовских дней, когда цена уходила ниже $10, это просто праздник.

Правда, если бы членам нашего правительства в январе сказали, что уже через несколько месяцев они будут радоваться ценам в $40 за баррель, они рассмеялись бы вам в лицо. Тогда цена в $30 казалась самым мрачным прогнозом. Не будем забывать, что нынешние цены хоть и кажутся неплохими, все равно не позволяют России иметь бездефицитный бюджет. Так что такая стоимость в среднесрочной перспективе нас не слишком устраивает.

И уж точно такая цена не устраивает Саудовскую Аравию, зависимость экономики которой от нефти еще выше. Саудиты показали, что готовы к ценовым войнам — но только как к краткосрочному удару по конкурентам. Большой вопрос, смогут ли они демпинговать слишком долго. Но зато совершенно точно они быстро могут менять решения, уже доказав, что являются нервными и ненадежными партнерами.

Вот и сейчас их лихорадит. Есть позитивные новости: саудиты уже несколько месяцев отказываются от демпинга. На август выставлены довольно высокие ценники на саудовскую нефть. Однако саудиты уже не берут на себя повышенные обязательства по сокращению. Правда, на это не стоило рассчитывать: уровень в 8,5 млн баррелей в сутки является минимальным уровнем добычи, при котором страна получает необходимый для опреснения воды и электрогенерации объем попутного газа.

Кроме того, в первых числах июля Саудовская Аравия начала добычу на совместном месторождении Wafra в нейтральной зоне с Кувейтом — оно не вошло в сделку между ОПЕК+. Наконец, саудиты пригрозили ценовой войной — на этот раз претензии не к России, как в марте, а к странам, которые сделку ОПЕК+ не выполняют, прежде всего к Анголе и Нигерии.

И все же сделка держится, хотя теперь каждый месяц придется принимать сложные решения. Ближайший дедлайн — 15 июля, когда соберется министерский комитет. Россия уже вошла в серьезное сокращение, и ей даже выгодно сохранить максимальные лимиты. У нас нет главного козыря, который есть у американцев и саудитов — они могут быстро восстановить сокращенную добычу. Мы — нет. Совсем быстро вернуться на уровень апрельского производства нефти мы не сможем.

Поэтому Россия получила определенную паузу для того, чтобы вертикально интегрированные нефтяные компании (ВИНК) могли начать подготовку к расконсервации хотя бы части скважин. Не стоит удивляться, если Россия даже предложит продлить жесткие ограничения еще на месяц-другой. Просто потому, что если сейчас согласиться с ростом добычи в рамках ОПЕК+, то Саудовская Аравия сможет выбросить на рынок дополнительные объемы нефти. А вот потенциал нашего роста экспорта под вопросом. Поэтому хотя бы на август жесткие ограничения лучше сохранить. Да и аргументы очевидны: несмотря на восстановление спроса, «навес» из лишней нефти в хранилищах и блуждающих танкерах довольно большой.

Однако стратегическая развилка остается. Условно говоря, в России по-прежнему существуют две партии — сторонников сделки и поборников ценовой войны. Вторая партия ушла в тень, но, очевидно, еще себя проявит, пытаясь указать на слабые стороны ОПЕК+.

В чем главная проблема сделки? Чтобы сдерживать цены, Россия должна ограничивать добычу, и это болезненный процесс. При этом, как только цены идут чуть вверх, то США (в сделку ОПЕК+ не входящие) тут же начинают добывать больше, претендуя на вытеснение российской нефти с ее традиционных экспортных рынков. Не будем забывать и про саудитов.

Сланцевая индустрия США показывает, что она продолжает работать как «балансирующий поставщик» (swing producer). Или, чтобы было понятнее, как переключатель. Когда цена падает, добыча в США сокращается по рыночным причинам. Но как только цены на нефть ушли выше $35, добыча стала тут же восстанавливаться. Американские сланцы могут восстановить уровень производства гораздо быстрее, чем Россия.

В этом специфика разработки сланцевых залежей. Она предполагает два ключевых этапа: разбуривание скважины и ее заканчивание путем применения технологии гидроразрыва пласта для непосредственного начала эксплуатации. За последний год количество пробуренных, но не завершенных скважин стало резко увеличиваться. Это значит, что США при выходе цен на уровень в $40-50 могут начать резко восстанавливать добычу. Консервация горизонтальных скважин и их реанимация — не такой сложный и растянутый по времени процесс.

В США также разворачиваются процессы банкротств, которые носят характер не ликвидации активов, а очищения их от долгов. Радостные статьи в российской прессе о том, что число банкротств сланцевиков нарастает и что банкротится один из пионеров сланцевой индустрии Chesapeake Energy, на самом деле не учитывают этой важнейшей особенности. По оценкам Deloitte, занимающиеся разработкой сланцевых месторождений компании могут в этом году списать стоимость активов на $300 млрд. Компании просто избавляются от долгов и вновь возвращаются к добыче. Очень яркий пример — решение компании Ultra Petroleum подать на банкротство по 11-й статье. Эта часть кодекса о банкротстве США позволяет компании фактически продолжать деятельность, обнуляя долг. Самое важное, что компания идет на банкротство по 11-й статье уже во второй раз.

Однако сильные стороны американского сланца являются слабым местом и второй концепции, имеющей в России своих сторонников. Она предлагает заниматься вовсе не балансировкой мирового спроса и предложения за счет картельного ограничения добычи, а прежде всего уничтожением американских сланцев. Проблема в том, что сланцы нужно «давить» в течение долгого времени очень низкими ценами, надеясь при этом, что американский печатный станок даст слабину либо вообще пошатнется доверие к доллару США как к резервной валюте. Стратегия эта очень рискованна.

Концепцию ценовой войны раньше можно было назвать «стратегией Сечина». После событий весны глава «Роснефти» предпочитает не высказываться на тему ОПЕК+. Но раньше СМИ неоднократно писали, что Игорь Сечин выступал против сделки.

Аргументы сторонников этой стратегии были понятны: сделка ОПЕК+ не ограничивает сланцы. Пока мы ограничиваем добычу, американцы расширяют экспорт. Собственно, эти утверждения можно повторить и сейчас. Однако в марте-апреле мы уже попробовали сыграть в ценовую войну. Итог хорошо известен — обвал цены и серьезный шок в России. К ценовой войне страна оказалась не готова, провала ниже $10 никто не спрогнозировал (хотя сейчас, конечно, можно попытаться все свалить на пандемию). Так что ждать коллапса американцев можно столь же долго, как и краха доллара. К этому ведь тоже вроде бы есть предпосылки — да только такие пророчества мы слышим лет пятнадцать. А как долго низкие цены на нефть выдержит российская экономика? Оптимизма тут не так много.

В то же время и альтернатива вырисовывается не слишком приятная. Надо согласиться на уровень цен около $35-45, которые не позволят сланцам вдохнуть воздух полной грудью. Кроме того, придется «сопровождать» это еще и низким уровнем добычи. Третьего пока не дано.

Влияние сокращения добычи на перспективы российских ВИНК еще предстоит оценить. Но недовольные вполне могут появиться, так как сокращения идут не слишком равные. Напомню, что изначально план состоял в том, что все компании без исключений сокращают добычу в мае на 19% от уровня февраля. По моим расчетам, если сравнить посуточную добычу февраля и мая, то этот показатель из ВИНК выполнили «Славнефть», «Башнефть», «Татнефть» и «Лукойл». Довольно близко подобрались к нужной отметке «Русснефть», «Сургутнефтегаз» и «Роснефть». А вот у «Газпром нефти» сокращение составило менее 10%, у «Нефтегазхолдинга» — вообще менее 5%, следует из данных ЦДУ ТЭК. Так что вопросы тут могут появиться.

Но главная проблема все же не внутри, а вовне. Пока у нас рассуждали на любимые темы «нефть скоро будет никому не нужна» и «нефтяная лошадь умерла», США за последние десять лет нарастили добычу более чем вдвое и вышли на экспортные рынки, продвигая свою нефть в том числе при помощи политических инструментов в виде санкций. И это серьезный вопрос для России. Нам нужно придумать, как сохранить добычу и рынки сбыта, при этом не ставя под угрозу наполнение бюджета.

Возможно, если Дональд Трамп проиграет выборы, новый президент окажется менее лояльным к нефтяникам, и в игру вступят новые факторы. Но многие важные решения ждать до ноября просто не могут.

forbes.ru

EIA. Запасы газа в США на 9 июля 2020