Мировой рынок
|
https://www.oilexp.ru/news/world/shejkhi-v-rosnefti-kak-katarskij-qia-zamenil-skandalnuyu-cefc-iz-kitaya/148223/
|
Третьим крупнейшим акционером «Роснефти» станет катарский суверенный фонд QIA, который заменит китайскую CEFC. CEFC не сумела найти деньги на сделку, а ее глава был задержан в рамках расследования экономических преступлений
QHG Oil Ventures — консорциум швейцарского сырьевого трейдера Glencore и катарского суверенного фонда Qatar Investment Authority — расторг договор о продаже 14,16% акций «Роснефти» китайской CEFC, заключенный еще в сентябре 2017 года. Уведомление об этом консорциум направил китайской компании 4 мая, сообщил в пятницу Glencore.
Теперь китайскую компанию заменит дочерняя структура QIA — она выкупит 14,16% «Роснефти» у QHG, а сам консорциум, владевший 19,5%, будет ликвидирован, говорится в сообщении. Оставшиеся 5,34% «Роснефти» партнеры распределят между собой пропорционально финансовому вкладу в СП: Glencore получит 0,57%, а QIA — 4,77%. Таким образом, общая доля катарского фонда в «Роснефти» вырастет до 18,93% и он станет третьим крупнейшим акционером компании после государственного «Роснефтегаза» (владеет чуть более чем 50%) и британской BP (19,75%).
Сделка между структурой QIA и консорциумом QHG будет денежной, сообщил РБК источник, близкий к этому СП: катарцы заплатят консорциуму €7,4 млрд — эти деньги пойдут на выплату его долгов перед банками, после чего консорциум будет ликвидирован. «Это очень простая сделка», — уверяет собеседник РБК, близкий к консорциуму, и призывает не искать в ней подводных камней.
Представитель QIA не ответил на вопрос РБК, собирается ли фонд занимать деньги или будет использовать исключительно собственные средства для завершения сделки. Но проблем с финансированием явно не должно возникнуть: по данным Sovereign Wealth Fund Institute, изучающего фонды национального благосостояния разных стран, активы под управлением QIA составляют $320 млрд. Агентство Reuters в июле 2017 года оценивало, что ликвидные иностранные активы QIA (те активы, которые могут быть быстро выведены и использованы на другие цели) составляют примерно $180 млрд. В апреле 2018 года Bloomberg сообщал, что QIA репатриировал около $20 млрд из-за рубежа и разместил их на депозитах в катарских банках.
Glencore и QIA купили 19,5% акций «Роснефти» в ходе приватизации в декабре 2016 года за €10,2 млрд, при этом консорциум внес только €2,8 млрд собственных средств, а еще €7,4 млрд в качестве кредита предоставил итальянский банк Intesa Sanpaolo (€5,2 млрд) вместе с российскими банками (€2,2 млрд), среди которых источники РБК называли Газпромбанк. Несмотря на разный финансовый вклад (катарцы предоставили €2,5 млрд собственных средств, а трейдер — лишь €0,3 млрд), QIA и Glencore были равноправными партнерами в этом консорциуме.
Но уже через девять месяцев, 8 сентября 2017 года, они объявили, что договорились о перепродаже большей части пакета (14,16%) «Роснефти» малоизвестной китайской корпорации CEFC примерно за $9 млрд. «Для нас это серьезное событие, которое в целом формирует в окончательном виде акционерную структуру компании. Мы рады, что этой компанией стала именно китайская корпорация», — заявил тогда главный исполнительный директор «Роснефти» Игорь Сечин в интервью телеканалу «Россия 24». Необходимость в дополнительном партнере он объяснил тем, что из-за волатильности на финансовых рынках расходы Glencore и QIA на обслуживание кредитов стали «достаточно серьезными».
Сделку с CEFC партнеры обещали закрыть до конца 2017 года, затем срок перенесли на конец первого полугодия 2018 года. Сроки изначально выглядели фантастически: сделки с китайцами делаются минимум год, рассказывал РБК сотрудник одного из китайских инвестфондов. CEFC успела перечислить продавцам «огромный аванс», указывало китайское рейтинговое агентство China Chengxin (его цитировал Bloomberg). Если сделка не состоится, CEFC понесет «существенные инвестиционные потери», предупреждало агентство. Аванс составляет несколько сотен миллионов долларов, говорил РБК источник, близкий к одной из сторон сделки. Но он не уточнял, сможет ли CEFC вернуть эти средства. Представители CEFC, Glencore и QIA не ответили на запросы РБК об авансе.
У CEFC возникли серьезные проблемы с финансированием, рассказывали источники РБК. Такая же информация была у китайского издания Caixin и Bloomberg. Бридж-кредит на €5 млрд под залог всего приобретаемого пакета «Роснефти» готов был предоставить ВТБ, но китайской компании не удалось найти оставшиеся деньги. Предполагалось, что эти средства CEFC займет у китайского Государственного банка развития (CDB), но она так и не смогла уговорить банк участвовать в сделке. У CEFC уже образовался огромный долг перед CDB — по данным Caixin на июнь 2017 года, $5,3 млрд. Из-за санкций в отношении «Роснефти» и Сечина кредитовать сделку отказались и зарубежные банки, сообщало Caixin.
В марте стало известно, что основатель и глава CEFC Е Цзяньмин был задержан, а китайские власти начали расследование об экономических преступлениях в отношении его компании. Caixin выпустило большой материал о CEFC, в котором говорилось, что Е Цзяньмин построил бизнес на кредиты, а также участвовал в полулегальных схемах привлечения денег, а поддержку он получал от отставных китайских силовиков, которых нанимал на специально созданные для них должности. Но после задержания Е Цзяньмина бизнес CEFC стал разваливаться на глазах: по данным Bloomberg, компания планирует уволить половину сотрудников. К тому же в пятницу, 4 мая, Reuters сообщил, что CEFC уже два месяца не выплачивает зарплаты сотрудникам, так что некоторые из них «ищут себе новое место, другие читают книги, некоторые просто открыто играют в карты».
Договорившись о покупке 14,16% «Роснефти», CEFC также заключила с российской компанией пятилетний контракт на поставку 60 млн т нефти. Он не будет расторгнут, сказал РБК представитель «Роснефти». Представитель CEFC не ответил на запрос РБК.
Несмотря на срыв сделки с CEFC, «Роснефть» удовлетворена решением акционеров. «На самом деле это то, к чему мы стремились. QIA становится нашим стратегическим инвестором, сопоставимым с BP», — заявил РБК пресс-секретарь компании Михаил Леонтьев. «Если раньше для них [катарцев] это была портфельная инвестиция, они размышляли, как эффективнее реализовать свой пакет, то теперь они приняли решение, — естественно, для этого понадобилось время, потому что мы раньше никогда не работали вместе, — серьезно, долгосрочно, стратегически войти в компании», — добавил он. По словам Леонтьева, в ближайшее время рынок увидит «целый веер различных проектов и сделок» — двусторонних и многосторонних с участием «Роснефти» — с QIA и другими партнерами в разных конфигурациях.
Сделке с QIA предшествовал ряд политических встреч: 26 марта эмир Катара, шейх Тамим бен Хамад Аль Тани встречался с президентом Владимиром Путиным в Кремле, закрытые переговоры длились три часа. По итогам этих переговоров «Роснефть» и Катарский фонд образования, науки и социального развития (Qatar Foundation) подписали соглашение о стратегическом сотрудничестве, о других достигнутых соглашениях тогда не сообщалось (пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков в пятницу, 4 мая, не ответил на вопрос РБК, обсуждалось ли на этой встрече увеличение доли катарского фонда в «Роснефти»). А через три дня, 29 марта, Сечин отправился в Доху, где был принят шейхом Аль Тани, а также провел несколько деловых встреч с членами кабинета министров Катара и руководством компании Qatar Petroleum. Главными темами двусторонних переговоров стали перспективы взаимовыгодного сотрудничества и реализация совместных проектов «Роснефти» с катарскими партнерами, сообщала российская компания. К тому же в ходе визита Сечин открыл офис «Роснефти» в Катаре.
Катарскому фонду может быть интересно участвовать в совместных с «Роснефтью» проектах по сжижению природного газа (СПГ) в России и разработке нефтяных месторождений в Восточной Сибири, включая инвестиции в Ванкорский кластер, в целях диверсификации поставок топлива, считает аналитик Raiffeisenbank Андрей Полищук. Партнеры могли бы построить СПГ-завод в районе Усть-Луги или на Гыдане, на базе Минховского месторождения с запасами от 210 млрд куб. м, предполагает он.
«Роснефть» и QIA также могли бы обменяться активами, предполагает аналитик «Сова Капитал» Артем Кончин: например, Катар войдет в одно из газовых месторождений «Роснефти» в обмен на ее участие в газохимическом проекте с участием QIA на Ближнем Востоке. По словам Кончина, больше всего Катару интересна поставка СПГ на азиатские рынки, а значит, и возможное участие в проекте СПГ-завода на Дальнем Востоке, в бухте Де-Кастри, который «Роснефть» собирается строить вместе с американской ExxonMobil.
Представитель «Роснефти» отказался комментировать конкретные проекты с QIA. Но он подчеркнул, что с момента приватизации в декабре 2016 года динамика акций компании показала «эффективность вложений» QIA и Glencore — они выросли на Лондонской бирже (LSE) на 15%. 18,93% «Роснефти» в общей сложности обойдутся QIA в €9,9 млрд (€2,5 млрд фонд заплатил еще в ходе приватизации, а теперь перечислит консорциуму еще €7,4 млрд). В пятницу, 4 мая, такой пакет на LSE стоил €10,15 млрд.
QIA изначально оказался в этой сделке случайно, у фонда обратная концепция, замечает директор Института энергетической политики Владимир Милов: он был создан для инвестирования «углеводородных» денег в различные сектора экономики, включая недвижимость, машиностроение и финансы. Единственной инвестицией QIA в добычную компанию до вхождения в «Роснефть» была покупка 3% французской Total. Но QIA является крупнейшим акционером Glencore (владеет 8,47%), который до сделки испытывал серьезные финансовые проблемы, а вместе с акциями получил пятилетний контракт с «Роснефтью». Очевидно, что Катар поучаствовал в приватизации, чтобы в том числе восстановить стоимость неудачной инвестиции в Glencore, добавляет эксперт.
Фонд выкупает акции «Роснефти», потому что сделка с CEFC развалилась, хотя изначально предполагалось, что консорциум будет владеть ими недолго, замечает Милов. Он считает, что QIA будет пытаться перепродать этот пакет, потому что «Роснефть» — слишком непрофильная для него инвестиция. Продать акции будет сложно, предупреждает эксперт: никаких реальных управленческих прав они не дают, а стоят дорого.