В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Евгения Каргина о том, как изменить механизмы нефтяного рынка с пользой для России.

Регулярно поднимается вопрос зависимости нашей страны от «нефтяной иглы»: Россия на ней или «сидит», или «с нее слезает», или уже «давно слезла и модернизировалась».

Однако все эти мнения нередко бывают поверхностными и ошибочными. Например, в тех случаях, когда зависимость оценивается по доле углеводородного сырья в структуре экспорта. Это неверно, и вот почему.

В 1985 году доля нефти и газа в экспорте СССР составляла 48,5% – почти половину. Это дало многим, включая печально известного Егора Гайдара, основания утверждать, что Советский Союз «тоже сидел на нефтяной игле» (примечательна тщетная попытка горе-реформаторов спрятаться от общественного мнения за авторитетом столь нелюбимой ими державы).

Но сама по себе цифра доли сырья в экспорте ни о чем не говорит. Это станет очевидным, если представлять ее не отдельно, а в рамках общей картины экономической системы. В том же 1985 году валовой общественный продукт СССР составил 1382,5 млрд рублей, совокупный продукт промышленности – 844,6 млрд рублей, а совокупный объем экспорта – всего 72,5 млрд рублей (из них на нефть и газ пришлись 35,2 млрд рублей).

Таким образом, экспорт углеводородов, несмотря на свою значимость во внешней торговле страны, не играл какой-либо системообразующей роли в советской экономике: на него приходилось всего 2,5% ВНП или 4,2% конечного промышленного производства.

В таких условиях почти четырехкратное падение нефтяных цен между 1982 и 1986 годами само по себе не могло причинить экономике ущерба больше 1% ВВП, что для полностью самодостаточной высокоразвитой индустриальной экономики совершенно некритично.

Обратимся теперь к современности, и мы увидим прямо противоположную картину. В 2013 году доля минерального сырья в структуре экспорта России составила 66,4%. С учетом изменения относительных цен на товары, вызванного резким подорожанием нефти в 1999–2011 годах, эту цифру можно считать сопоставимой с приведенным выше показателем СССР.

Вполне вероятно, что при использовании соотношения цен 1985 года доля нефти и газа в современном российском экспорте оказалась бы даже меньше, чем 30 лет назад. Однако радоваться рано.

ВВП России в 2013 году, измеренный в долларах США по паритету покупательной способности (реальные обменные курсы занижают наши показатели из-за того, что рубль уже тогда был сильно недооценен), составил 3461 млрд долларов, совокупный продукт обрабатывающей промышленности – 1246 млрд долларов, а объем экспорта – 527,27 млрд.

Именно при сопоставлении этих цифр вырисовывается реальная картина зависимости от «нефтяной иглы»: в современной российской экономике нефтегазовый экспорт составляет лишь 10% от ВВП и целых 28% от валового продукта промышленного сектора. При схожей структуре экспорта зависимость от продажи сырья за границу по сравнению с поздним СССР возросла в пять–семь раз в зависимости от метода оценки, а почти 30% нашей промышленности работает на обеспечение ресурсами зарубежных стран.

За прошедшие с момента развала СССР 25 лет в нашей стране так и не было восстановлено полноценное промышленное производство. В 2013 году его объем составил только 91% от уровня 1991 года, а по главной фундаментальной отрасли – производству машин и оборудования – всего 53%.

В отличие от «постиндустриальных» экономик развитых стран (вроде Германии или Японии), в которых сектор услуг, несмотря на номинальное превалирование в структуре занятости и ВВП, опирается на мощную национальную индустрию, в России приходящиеся на оказание услуг 60% валового продукта представляют собой по большей части перераспределение «нефтедолларов».

Достаточно только представить, что доля сектора «финансовое посредничество» в структуре российского ВВП в 1,5 раза превышает долю всех отраслей машиностроения вместе взятых, а на каждый рубль добавленной стоимости, созданной российскими строителями, накручивается 70 копеек «ударного труда» по статье «операции с недвижимым имуществом» (неудивительно, что, по данным Росстата, в 2013 году средние цены на жилье эконом-класса примерно на 30% превосходили его себестоимость).

Сегодня наша экономика представляет собой колосса с «головой» из финансового посредничества на глиняных ногах нефтегазовых доходов.

Замещением национальной промышленности зачастую стал либо импорт товаров на полученную от углеводородного экспорта валюту, либо отверточная сборка из импортных же агрегатов и комплектующих (которая добралась уже и до авиастроения в лице знаменитого Superjet-100, от которого в России производятся только корпус и компрессоры низкого давления).

В свою очередь это делает нас уязвимыми для внешних факторов: цен на нефть и валютного рынка. Причем первым из них весьма охотно манипулируют США как напрямую, так и через Саудовскую Аравию, а на втором правят бал спекулянты. Мотивы и тех, и других не соотносятся с нашими национальными интересами.

Сложившаяся модель диктует и ограничения для роста благосостояния населения. В конечном итоге любое общество может потребить ровно столько, сколько оно произвело (или выменяло у соседей на произведенные товары).

Наращивать добычу углеводородов, а значит – и количество обменянных на них товаров – уже практически некуда: спрос на них имеет свои пределы, новые месторождения в России являются все более трудноизвлекаемыми, а разведанных запасов нефти (17,8 млрд тонн, по данным Минэнерго) при нынешних темпах добычи (500–520 млн тонн в год, из которых половина идет на экспорт) и так хватит всего на 35 лет.

Реконструкция российской экономики должна быть направлена на возврат к описанным выше советским пропорциям – многократному превосходству национального производства для собственного потребления над внешнеторговыми потоками. Это не только снимет ограничения для роста общественного богатства, но и позволит намного более уверенно и раскрепощенно чувствовать себя во внешней политике.

С учетом огромных запасов всех видов ресурсов 145 миллионов россиян могут спокойно обеспечить себя всем необходимым и желаемым в достаточном количестве. И для этого нужно не так уж и много – грамотное управление народным хозяйством и политическая воля.

Государству пора экстренно мобилизовать все силы для новой индустриализации. Наивно продолжать неолиберальный курс упования на «бизнес», который продемонстрировал разве что умение сочетать несочетаемое, требуя «большей свободы» в выкачивании средств из страны и одновременно совсем не по-рыночному выпрашивая у правительства бюджетные средства себе в поддержку.

Официальное признание ошибочности реформ 1990-х годов и отказ от унаследованных от них неэффективных, а зачастую и просто вредных принципов, методов и инструментов экономической политики является необходимым условием коренного перелома в тенденциях социально-экономического развития России. И в условиях нового витка геополитического противостояния с Западом времени на смену курса остается все меньше.

Евгений Каргин, экономист.