После того как с официального благословения президента “Роснефти” Игоря Сечина его бывший заместитель Эдуард Худайнатов приступил к созданию в России новой частной нефтекомпании, рынок собрался и напрягся. В последние несколько лет отсутствие поддержки властей и необходимый для развития неподъемный объем инвестиций привели сегмент средних и мелких нефтяников к фактической стагнации. Но, как выяснил, даже новый агрессивный консолидатор вряд ли серьезно изменит ситуацию — период инвестиционного безразличия оставил на рынке лишь несколько интересных активов, пишет “Коммерсантъ”.

В августе нефтяные инвесторы узнали радостную новость: на российском рынке появится новый игрок. Первый вице-президент “Роснефти” Эдуард Худайнатов, покинув госкомпанию, решил заняться собственным бизнесом. Он создал Независимую нефтегазовую компанию (ННК), получив, как говорят источники, одобрение на появление нового игрока от президента страны Владимира Путина. Комментируя уход господина Худайнатова из “Роснефти”, ее президент Игорь Сечин благословил бывшего подчиненного. Он заявил, что “российский рынок обладает сформированным спросом на развитие частного бизнеса в нефтегазовом секторе”, а сама госкомпания “готова к конкуренции с лучшими компаниями в России”.

Один из инвестбанкиров, занимающийся нефтегазовым сектором, рассказывал, что “рынок буквально визжал от радости”. “Все тут же решили, что теперь ННК бросится скупать самые разные активы по всей России и в ближайший год мы увидим как минимум новую “Русснефть”»,— говорил он.

О первой сделке ННК стало известно довольно быстро — ННК купила газоконденсатные месторождения в Саратовской области и два нефтегазовых месторождения в Красноярском крае. “А вот что делать дальше, пока непонятно”,— говорит собеседник, близкий к ННК.

Он рассказывает, что последние два месяца в компанию “обращаются, кто только может,— инвестбанки, бизнесмены из регионов и вообще какие-то непонятные люди, которые приносят и приносят проекты”. Все они из списка примерно 30 активов, которые продаются в стране последние пару лет. “Мы все смотрим, показываем нашим геологам. А они говорят: “Я знаю это месторождение, я работал на нем еще в 80-е годы, и уже тогда было понятно, что перспектив там нет”»,— говорит собеседник. Предложения отклоняются по разным причинам: из-за большой выработанности, глубокого залегания нефти, удаленности инфраструктуры. “Причем ценник за это все запредельный. Все почему-то думают, что если это нефть — то это очень прибыльный бизнес”,— поясняет близкий к ННК собеседник.

Издание составило список предлагаемых сейчас на рынке средних и малых активов (с запасами по С1 от 8 млн до 126 млн тонн нефти) по материалам инвестбанков, занимающихся их продажей. Их общие разведанные запасы составляют более 900 млн тонн, в то время как в целом по РФ они оцениваются примерно в 25 млрд тонн. В 2012 году, по данным энергетического центра “Сколково”, независимые компании добыли 3,8 млн тонн (3,8% от общей добычи).

Гендиректор объединяющей независимые нефтекомпании “Ассонефти” Елена Корзун вспоминает, что небольшие игроки на рынке появились уже в начале 1990-х, когда стартовала приватизация добывающих предприятий. “Фактически все независимые игроки — это активы, которые не понадобились создателям таких гигантов, как ЛУКОЙЛ, ЮКОС, “Сургутнефтегаз”. Они забирали лучшие проекты, а на второй эшелон заходили в основном местные игроки”,— говорит госпожа Корзун. Кроме того, популярной была схема по созданию СП с иностранными мейджорами, которые были заинтересованы в опыте работы на рынке РФ. Участвовавшие в приватизации менеджеры частных компаний сейчас вспоминают, что ставшую теперь одной из крупнейших компаний в мире “Роснефть” тогда воспринимали как “бесперспективный проект с кучей старых активов”.

В 1990-е и начале 2000-х, говорит Елена Корзун, налоговый режим благоприятствовал небольшим компаниям. При этом в регионах, прежде всего в Западной Сибири и Волго-Уральском регионе, начиналась активная скупка уже существующих компаний местными и московскими бизнесменами и западными инвесторами. Их структуры тогда активно участвовали и в конкурсах, и в аукционах на лицензии. Бывший совладелец одной из небольших компаний вспоминает, что это называлось правилом “двух ключей”: “Надо было договориться в Москве, а потом идти уже к местным губернаторам, на пике это было не очень сложно, поток желающих был огромный”.

Наиболее успешно активы продавались в 2005-2007 годах, когда цена на нефть росла каждый день. “В Лондоне листинги происходили чуть ли не каждый месяц, на бирже начинали торговаться “живопырки”, у которых были даже не запасы, а ресурсы”,— вспоминает один из топ-менеджеров крупной нефтекомпании. “Инвесторы интересовались даже несколькими скважинами. Стоило пробурить, наткнуться на нефть — актив можно было уже продать”,— вспоминает другой собеседник.

Но наиболее удачными проектами на рынке считают истории двух компаний — “Русснефти” Михаила Гуцериева и West Siberian Resources (WSR), крупнейшим акционером которой был Дмитрий Босов. Господин Гуцериев начал собирать свою компанию с 2002 года из небольших активов — он возглавил “Ассонефть” и приобрел несколько активов. К 2005 году ресурсная база увеличилась уже на 70% (господину Гуцериеву активно помогал трейдер Glencore), были приобретены два НПЗ. В итоге компания попала в десятку крупнейших на рынке РФ. Примерно по такому же пути прошла и WSR, процессом консолидации которой руководил Максим Барский,— компания купила несколько перспективных месторождений в Западной Сибири, а в 2008 году перепродала их НК “Альянс”.

Интерес инвесторов, особенно иностранных, резко ослабел после кризиса 2008 года. “Цена на нефть упала, эксплуатационные затраты, капвложения стали слишком большими, рентабельность резко снизилась, многие проекты стали убыточными”,— говорит один из собеседников, еще одной причиной ослабления зарубежного интереса стало постоянное желание отечественных предпринимателей “впихнуть” активы. Собеседник вспоминает историю компании Imperial Energy, которая была продана индийской ONGC в январе 2009 года почти за $2 млрд. Доставшийся ей актив оказался более сложным, а запасы и дебет скважин — существенно меньше прогнозов.

В начале 2000-х, по данным “Ассонефти”, независимые компании добывали порядка 10% от общего уровня добычи, сейчас – около 4%. 66% их выручки уходит на выплату налогов, главный из которых НДПИ. “Происходит вымывание инвестиционного ресурса нефтяной компании. Оставшиеся средства идут на погашение кредитов, нужны капвложения, но наращивать добычу невозможно, прибыли почти не остается”,— говорит госпожа Корзун. Аналитик Газпромбанка Александр Назаров подтверждает, что сейчас перспектив у небольших проектов нет. “Налоговая нагрузка на такие компании с небольшим уровнем добычи — НДПИ — остается высокой, экономика у этих проектов появится только в случае пересмотра всей системы, даже рост стоимости нефти на 20-30% вряд ли что-то изменит”,— считает он. В энергетическом центре “Сколково” отмечают, что 87% независимых компаний работают на месторождениях с высоковязкой нефтью и без адресных льгот на НДПИ, коснувшихся “Башнефти” и “Татнефти”.

На рынке отмечают, что большинство из предлагаемых активов удалено от инфраструктуры. “Делать с этой нефтью практически нечего, только вывозить по железной дороге, что очень удорожает проект”,— говорит один из нефтяников. В энергетическом центре “Сколково” отмечают, что вертикально интегрированные нефтяные компании (ВИНК) “неохотно пускают другие компании к своей инфраструктуре по утилизации попутного нефтяного газа, интересы независимых не учитываются при планировании транспортной, региональной инфраструктуры”. Поэтому наибольшие перспективы — у активов, расположенных в Волго-Уральском районе, объясняет Александр Назаров: там сосредоточено несколько крупных НПЗ с удобной логистикой. С этим фактом связан и повышенный интерес к проданной недавно “Самара-Нафте”, основным акционером которой является бывший гендиректор ЮКОСа Семен Кукес, владеющий более чем 60 месторождениями в Самарской и Ульяновской областях. Источники, близкие к компании, говорят, что на нее было как минимум пять претендентов. Актив в итоге за $2 млрд достался ЛУКОЙЛу, который заплатил больше рыночной цены на $0,5 за баррель. “При этом структуры семьи Хотиных давали за него еще на $200 млн больше, Кукес просто сделал выбор в пользу своего старого знакомого Алекперова”,— говорит один из собеседников. В то же время Елена Корзун отмечает, что внутренний рынок нефти не развит, независимых НПЗ недостаточно, а крупные заводы, интегрированные в ВИНК, с ними не сотрудничают.

За последние пару лет рынок стал слишком нагретым, считает Максим Барский, который сейчас является совладельцем независимой компании Matra. “Мы хотели участвовать в нескольких сделках, смотрели компании в самых разных регионах, они оценивают себя в $3-5 за баррель, но такие цены не отбиваются”,— говорит господин Барский, отмечая, что сейчас сокращается и рынок заемного капитала. “Почти все более или менее интересные активы за последние годы уже приобретены. А советский потенциал запасов постепенно иссякает, разведка новых активов не проводится”,— констатирует он: на рынке осталось два-три актива, которые могут как-то заинтересовать инвестора.

У главы Ruspetro Александра Чистякова более оптимистичный взгляд на ситуацию. По его словам, компания постоянно получает предложения о покупке, и их стало больше после прихода на рынок “новых интересантов”. “В ближайшие несколько лет Ruspetro планирует выйти на 50 тыс. баррелей в сутки и повторить судьбу таких американских компаний, как Apache, Anadarko, Devon, которые выросли на технологичной добыче нетрадиционной нефти. Некоторых из них за огромные деньги купила ExxonMobil”,— говорит господин Чистяков.

Часть инвесторов по-прежнему хочет вкладывать в нефть по старой памяти, говорит господин Барский. “В стране много денег и мало предложений для инвестиций. Нефтянка считается перспективной, хотя привлекательность этого бизнеса упала — маржа снизилась”,— говорит он.

Самая показательная в этом плане история — покупка семьей Хотиных, занимавшихся недвижимостью, НК “Дулисьма”, разрабатывающей месторождение на севере Иркутской области. Эта часть бывшей Urals Energy, которая после кризиса за долги перешла к Сбербанку. Активом интересовались многие компании, за это время месторождение подключили к ВСТО. “В этот актив надо очень много вкладывать, а Сбербанк хотел приличную сумму”,— говорит топ-менеджер одной из компаний, рассматривавшей покупку НК “Дулисьма”.

В итоге в конце прошлого года стало известно, что ее приобрели структуры семьи Хотиных. Точная сумма сделки неизвестна, но на рынке ее оценивают на уровне $500 млн. Но новые владельцы “Дулисьмы” так и не смогли договориться с “Транснефтью” о резервации емкостей для нефти в порту Козьмино. Зато они смогли получить льготы по экспортной пошлине — как говорят источники, интересы семьи Хотиных лоббирует бывший спикер Госдумы Борис Грызлов. “У людей были лихие деньги, они посчитали, что легко теперь заработают и на нефти”,— говорит один из собеседников на рынке. Однако новые владельцы компании довольно быстро поняли, что этот проект потребует большого количества инвестиций и заработать быстро не получится. “Тут нужны многомиллионные инвестиции в добычу, актив тяжелый, им необходимо очень серьезно заниматься, таких ресурсов у Хотиных нет. Теперь они хотят его продать, предлагали ННК Худайнатова, но заломили слишком большую цену”,— говорит источник. Помимо НК “Дулисьма” семья Хотиных приобрела еще несколько активов, а весной, утверждают источники на рынке, даже хотела купить “Башнефть” и НК “Альянс”. “Но теперь они, поняв, что это за бизнес, хотят из него выйти”,— говорит собеседник.

Небольшие компании проводить геологоразведку не могут, говорит Александр Назаров, ведь это слишком большой риск. “Нужны серьезные инвестиции в сейсмику, потом в разведочное бурение, следующая стадия — это уже эксплуатационное бурение. Кроме того, для новых проектов надо вкладываться в инфраструктуры, они не смогут сразу приносить денежный поток. Инвестиции в такой проект с нуля — десятки миллионов долларов”,— отмечает аналитик.

Перспективы у рынка независимых нефтяных компаний будут, если правительство изменит подход к их бизнесу, считает Елена Корзун. Директор энергетического центра “Сколково” Григорий Выгон уверен, что они должны остаться. “Небольшие компании специализируется на разработке “хвостовых активов”, или находящихся в поздней стадии разработки”,— говорит он, напоминая о роли независимых компаний в нефтегазовой отрасли США. “Там они обеспечили сланцевую революцию, они являются технологическими центрами — в них сосредоточены все новейшие разработки, высокий уровень конкуренции вынуждает постоянно искать новые подходы к рынку”,— отмечает он. При этом в США созданы все условия для работы независимых компаний — у них отсутствуют лицензионные обязательства, есть облегченный налоговый режим (роялти 5-12%), льготы для нетрадиционных запасов и малодебетных скважин, говорит Григорий Выгон.

Тем не менее в отрасли сомневаются, что независимым компаниям удастся пролоббировать изменения в налоговой системе. “Реальность такова, что сейчас они правительству не нужны”,— говорит владелец одной из них. Он вспоминает, что еще Михаил Ходорковской открыто заявлял, что на нефтяном рынке должно остаться только несколько крупных игроков. Такая же позиция была и у Игоря Сечина, когда он занимал пост вице-премьера. Нынешний вице-премьер по ТЭКу Аркадий Дворкович даже не приглашает руководителей независимых компаний на совещания, сетуют в них. “Поэтому особых перспектив у сектора нет, компании могут переходить из рук в руки, в какой-то момент некоторые активы могут заинтересовать ВИНК, но в целом развития не предвидится”,— считает Александр Назаров.

Участники рынка сходятся во мнении, что единственный путь для развития независимых компаний — это скупка уже действующих и интегрированных активов. Но таких мало, именно поэтому, говорят источники, ННК Эдуарда Худайнатова проявляет интерес к достаточно крупным игрокам, например НК “Альянс”.