На вопрос отвечает Владимир Милов, президент Института энергетической политики.

Недавно мы достаточно вольно сравнивали Россию и Объединенные Арабские Эмираты по благосостоянию их граждан (можно прочитать тут: «Почему мы беднее, чем жители ОАЭ, хотя у нас один источник доходов — нефть?»).

В комментариях к тексту читатели потребовали сравнить себестоимость добычи: «У их — 3 копейки. А у нас! Выкачай-ка ее-матушку в тундре, да в Арктике!» Поэтому мы решили посвятить отдельный текст объяснению, как определяется цена на нефть.

Где смотреть на цену

В бюджет страны заложена цена нефти марки Urals, но динамику ее котировок сложно найти в открытом доступе. Средняя цена Urals по итогам января–марта 2017 года достигла $52,04 за баррель по сравнению с $31,99 годом ранее, сообщил вчера Минфин. Это выше цены, на которой основан бюджет-2017 — $40 за баррель.

В качестве ориентира используют фьючерс на нефть марки Brent: она обычно стоит на $2–3 выше Urals. Сейчас цена — $53,1 за баррель, с начала года она упала примерно на 7%. Котировки нефти удобно смотреть, например, тут.

По прогнозу Минэкономразвития, при цене нефти в $40 экономика России в 2017-м вырастет на 0,6%, при $50 — на 2%, заявляли чиновники на Давосском форуме.

Почему нефть на бирже стоит то $100, то $ 50?

Часто задают вопрос о том, «из чего складывается мировая цена на нефть». В соответствии с глубоко укоренившимся советским представлением о «себестоимости» многие считают, что цена на нефть формируется как сумма неких компонент — стоимости разведки, добычи, транспортировки, фрахта танкеров и др.

На самом деле система ценообразования выглядит иначе: на такой открытой и конкурентной площадке, как мировой рынок нефти, цены формируются в основном под воздействием спроса и предложения. Если возникает дефицит товара при нынешних ценах, то покупатели начинают предлагать его дороже, и цена растет.

С «себестоимостью» это все связано косвенно: если издержки оказываются выше текущей цены, производство, конечно, будет падать, создавая дефицит и толкая цены обратно вверх. Бывает и наоборот: ажиотажный спрос выводит цены на запредельный уровень, создавая производителям сверхприбыль.

Так было, например, в период 2003–2008 годов, когда резко пошел в рост спрос на нефть в Китае и Индии — он задействовал практически все простаивавшие в начале 2000-х добывающие мощности в странах ОПЕК. Поддержание баланса спроса и предложения усложнилось, цены выросли, и производители стали зарабатывать много больше всех своих издержек и нормальной прибыли. Например, у Саудовской Аравии и ряда других стран Персидского залива прямые издержки добычи нефти (именуемые у профессионалов термином lifting costs) составляли тогда $2–3 за баррель, при практически полном отсутствии издержек на транспортировку. Можете прикинуть, какую сверхприбыль зарабатывали с барреля арабские страны!

Впрочем, по поводу периода 2003–2008 годов есть одно важное «но»: одна из версий (которой придерживается и автор этих строк) состоит в том, что цены были все же чрезмерно разогреты спекулянтами, которые закачивали в нефтяные фьючерсы избыточную денежную ликвидность, вливаемую в рынки американской ФРС.

Хотя спрос на нефть в Китае и Индии быстро рос, у стран-импортеров были большие складские запасы нефти, поэтому такого уж прям «дефицита», как во времена арабского нефтяного эмбарго, не случилось. Тем не менее, цена нефти подскочила выше $140 за баррель летом 2008-го. Без учета монетарной накачки нефтяных фьючерсов была бы точно не выше $100. При том, что в начале 2000-х она находилась на уровне $15–25 за баррель.

Во второй половине 2008 года цены на нефть внезапно рухнули ниже $40 за баррель, а в 2009-м оказались в районе $60 — хотя со спросом ничего катастрофического не происходило. Мировой спрос снизился в 2008-м менее чем на 1%, в 2009-м — на 2%. Такое небольшое сокращение спроса само по себе, конечно, не могло вызвать столь обвального падения цен; это дополнительное свидетельство того, что цены были спекулятивно перегреты.

В 2011–2014 годах эта ситуация повторилась: в Америке работала программа «количественного смягчения», и цены вновь взлетели выше $100. Сейчас, когда подобной эмиссионной политики власти США больше не проводят, а ФРС стала постепенно повышать процентную ставку, цены на нефть гораздо больше отражают соотношение спроса и предложения.

Как различается себестоимость добычи по странам?

Россия тоже зарабатывала и зарабатывает сверхприбыль, но чуть меньше. Хотя издержки добычи нефти на скважине у нас похожие (они и сейчас составляют $2,5–3,5, скажем, у «Роснефти» и «Лукойла», согласно их официальной отчетности), у России в отличие от стран Персидского залива есть большой довесок к себестоимости нефти — транспортировка трубопроводным транспортом на большие расстояния.

Мало кто из производителей нефти в мире так далеко перекачивает ее по трубам, чаще всего месторождения расположены гораздо ближе к портам. Среднее плечо транспортировки нефти в России — порядка 2,5 тыс. км (оно растет в связи с перенаправлением части экспортных объемов в тихоокеанском направлении), средняя стоимость транспортировки на экпорт — порядка $4 за баррель.

В странах Ближнего Востока себестоимость добычи сейчас составляет порядка $9–10 за баррель. Но на Ближнем Востоке добывается только треть мировой нефти, а во многих других местах совсем другие издержки: скажем, в Бразилии, где много нефти добывается на дорогостоящем глубоководном шельфе, средняя себестоимость нефти составляет порядка $50, в Канаде — $40.

На примерное соотношение стоимости добычи между странами можно взглянуть здесь.

В России средние издержки низки — мы укладываемся в $10–15 за баррель и продолжаем получать большую сверхприбыль даже при ценах на нефть в диапазоне $40–60 за баррель. Проблема лишь в том, что с учетом разросшихся аппетитов нашего государства даже этих сверхприбылей уже стало ощутимо не хватать.

В целом, наверное, справедливо говорить, что примерно 2/3 мировых производителей нефти продолжают зарабатывать на нынешних ценах сверхприбыли. Но этого недостаточно для полного удовлетворения спроса, поэтому задействуются месторождения, где добыча сегодня дает небольшую прибыль или даже вовсе убыточна.

Многие крупные шельфовые платформы, как это ни покажется странным, работают в убыток: просто такие капиталоемкие проекты рассчитаны на долгую перспективу, их владельцы надеются, что цены в будущем отрастут, и они все же получат прибыль. Это касается, например, недавно введенного в коммерческую эксплуатацию крупнейшего месторождения Кашаган в Казахстане, где себестоимость добычи по ряду оценок вдвое превышает текущие цены на нефть. Тем не менее, в разработку Кашагана вложили $50 млрд, и закрывать его сейчас никто не будет.

Нужно понимать еще вот что: внутри каждой страны месторождения сильно дифференцируются по себестоимости. Добывать нефть на зрелых западносибирских месторождениях с развитой инфраструктурой дешево, а вот на новых месторождениях Восточной Сибири или шельфа — это уже десятки долларов за баррель.

Часто говорят о дешевой в производстве сланцевой нефти в США, не подозревая, что разные сланцевые залежи и даже разные скважины дают совершенно разную себестоимость — где-то она равна $10, а где-то превышает $100. Справедливо говорить не о «средней себестоимости» сланцевой добычи, а о цене отсечения, при достижении которой проекты массово становятся нерентабельными и сворачиваются. Наверное, сейчас эта цена колеблется вокруг $50 за баррель. В IV квартале 2016 года, сразу после того как цены на нефть вернулись к этой величине, тенденция падения добычи сланцевой нефти в США сменилась ростом.

***
Таким образом, нет никакой «средней себестоимости нефти» — она очень дифференцирована по странам и месторождениям, хотя большинство добывающих стран продолжают получать сверхприбыли даже при нынешних ценах.

Тем не менее, есть большой сегмент рынка, который борется за рентабельность или даже работает в убыток. Сокращение убыточных проектов в будущем неизбежно, но это может привести к новым виткам роста цен после 2020 года, считает Международное энергетическое агентство.

Однако в мире появился новый неформальный маркет-мейкер — та самая американская сланцевая добыча, которая имеет практически неограниченный потенциал по выводу на рынок новых объемов, если цены вырастут.

Эти новые объемы снова обрушат рынок, как мы это видели в последние годы. Вот такие ценовые качели ждут нас в ближайшие годы.

Бюджет и «Роснефть»

Средняя цена Urals в 2016 году упала на 18,2%, до $41,9 за баррель. Добыча нефти в России за прошлый год выросла на 2,5%, до рекордных 547,5 млн тонн. Как минимум каждый десятый баррель в мире извлекается в нашей стране.

Доходы федерального бюджета России в 2016 году составили 13,46 трлн руб., сообщал Минфин. В 2015-м было 13,65 трлн руб. или на 1,4% больше.

Нефтегазовые доходы в 2016-м снизились по сравнению с 2015-м на 17,6%, до 4,83 трлн руб., отмечало Минэкономразвития. То есть доля нефтегазовых доходов сократилась примерно до 36% в 2016-м с 42% в 2015-м. Но бюджет по-прежнему от них зависит.

Госкорпорация «Роснефть» — лидер российской нефтяной отрасли и крупнейшая публичная нефтегазовая компания мира. В 2016-м она добыла 189,7 млн тонн или 35% всей нефти в стране.

Ее выручка по МСФО в 2016 году снизилась в сравнении с 2015-м на 3,1%, до 4,98 трлн руб. ($77,2 млрд), чистая прибыль — на 54,1%, до 181 млрд руб. ($2,8 млрд). «Роснефть» направит на дивиденды за 2016–й 35% прибыли, заявил главный исполнительный директор компании Игорь Сечин.

Но бюджет на 2017–2019 годы требует от «Роснефти» 50% — как и от других госкомпаний: такую норму Минфин хочет закрепить навсегда.

openeconomy.media